Превосходный (увлекая Каптолину Палну в неосвещенный угол балкона). Сюда! Сюда! Здесь будет удобнее.
Каптолина Пална. Ой, там темно!
Превосходный. То как раз ест удобно для личной жизни. И мы з вами, конечно, за свободную личную жизнь, ктура ест завоевание нашей революции – и никакой другой революции нам даже не надо.
Каптолина Пална. Ну, да! (Пауза.) А к нам нынче трубочист приходил.
Превосходный (удивленно). То ест… для чего вдруг – трубочист?
Каптолина Пална. Известно для чего: трубы чистить. Весь в саже. Вот бы ни за что не поцеловала!
Превосходный. А ежели не трубочист, а я – Казимир Превосходный – так что?
Каптолина Пална. Вот-ще! Очень мне надо вас целовать! Это не полагается, чтоб дама…
Превосходный. Але ведь я же не дама? И значит, я – могу? Да?
Каптолина Пална. Какой нахал! Конечно. (Поцелуй.) Ах, как я люблю с вами обращаться!
Превосходный. Ну, я прошу вас: еще один… як пана Бога кохам – один!
Каптолина Пална. Вот-ще! За кого вы меня принимаете? (Пауза.) А у меня вот тут – родинка.
Превосходный. Где? Здесь? Да… это знаете, родинка… это даже ест целая родина.
Жудра, не выдержав, фыркает.
Каптолина Пална. Ой… кто это, кто это там?
Превосходный (вскакивает, заглядывает через перила вниз, возвращается). Глупство! Никого… или кто-нибудь в виде птицы. (Возобновляет охоту за родинкой.) Извиняюсь… здесь? Нет?
Каптолина Пална. Ой… а если там есть кто-нибудь? Я же слышала! А если там Чупятов?
Превосходный. Пфе. Цо такое Чупятов?.. Извиняюсь: здесь, да? Некультурная личность, и ежели приватнэ – мне на подобных з высокого дерева плевать.
Каптолина Пална. Ш-ш-ш! Что вы, что вы?
Превосходный. Я же вам говорю, что – никого, и никто не может нас слушать.
Жудра (тихо, но очень раздельно). А вдруг?
Каптолина Пална. Ой! Ой!
Превосходный. Цо, цо такого? (Сбегает с балкона, ищет. Вернувшись.) Никого. То был какой-нибудь звук природы.
Каптолина Пална. Вот-ще – природы! Я же слышала: он сказал – «а вдруг». У меня даже пульс начался.
Превосходный. Извиняюсь, где? Тут?
Каптолина Пална. Нет-нет-нет! Пустите. Идемте отсюда, я боюсь.
Превосходный. А-а, дебли их везьмо! Хорошо, хорошо… Идем.
Уходят. В столовой во время этой сцены Дарья накрывает на стол. В зале – соло на рояле Унтера Иваныча. Люба входит в столовую. Жудра увидел – вскакивает с дерева через окно. Женщины вскрикивают.
Люба. Ой, Витька! Ой, Витька… ты?
Дарья. Черт окаянный! Ты меня до родимчика доведешь!
Люба. А мне Илья говорил… где же Африканский гость?
Жудра. Через пять минут тут будет. Ты смотри, в него не влюбись…
Люба. То есть это в кого – в него? (Хохочет.)
Из залы выскакивает Сосулин, от волнения, как всегда – снял и шелковым платочком протирает очки. Жудра присел сзади Дарьи, она прикрывает его платьем.
Сосулин. Любовь Малафеевна… Люба! Вы на балкон? Да?
Люба. Нет. Там у нас лягушки прыгают… противные. Да если вы еще…
Сосулин (бросив очки на стол, подходит к Любе, взял ее руку обеими своими). Люба, если вы… если вы не пойдете, я… я не знаю, что сделаю!
Люба. Я знаю; прочтете свои стихи…
Сосулин. Люба – я не шучу.
Жудра проскочил под столом и уже из-за спины Сосулина кивает Любе, чтобы она согласилась.
Люба. Да? Не шутите? Ну, хорошо, идите – я сейчас к вам выйду.
Жудра (из-под стола, хватает очки Сосулина).
Сосулин. Где… где мои очки? Где? Я же сейчас, сейчас их здесь бросил.
Люба. Да идите же скорей! Пока там играют… А то сейчас все выйдут.
Сосулин. А, черт, ну, все равно…
Выходит на балкон. Жудра выталкивает туда Дарью. Сам выскакивает через окно, взбирается опять на дерево и исчезает. Люба остается в столовой, у балконной двери.
Сосулин (вышедшей на балкон Дарье – шепотом). Наконец-то! Это – вы?
Дарья (тихо). Ну, я.
Сосулин. Я вас не вижу, но все равно: ваш голос все время звучит во мне… Да, да, во мне. У меня есть четыре строчки – вот:
Твой голос – голос восстаний,
Кровь бунтует во мне, кипит.
Революции день настанет –
Ты будешь моей Лилит…
Лилит-Лилит-Лилит! (На коленях.)
Дарья. Ой, да встань! Что это ты – что это ты… спятил?
Сосулин. Повтори, повтори еще! Боже мой… ты сказала мне «ты» – да?
Дарья. Ну, да: сказала.
Сосулин. Милая… ты-ты-ты! Ты не знала – ты не знала! А я давно не спускаю с тебя глаз – я слежу за каждым твоим движением… Что же ты молчишь? Милая, милая… что же ты молчишь? Ну, скажи: ведь ты согласна… Да? Да?
Дарья. Чево согласна-то?
Сосулин. Ну, конечно – быть моей женой… ты согласна, да?
Дарья. Да ну ладно, что ля…
Сосулин. Ты… Ты! (Обнимает Дарью – Люба задыхается от неслышного смеха.)
Люба (выходит на балкон). Ну, поздравляю вас, Сосулин, поздравляю. Я так за вас рада.
Сосулин. Кто это? Что такое? Где… где мои очки? Где очки?
Двери зала открываются, из зала входит Чупятов.
Люба. Товарищ Чупятов! Товарищ Чупятов! Подите сюда… скорей!
Чупятов. В чем дело?
Люба. Поздравьте их: он только что ей сделал предложение.
Чупятов. Но-о? (Сосулину.) Это, брат, здорово! Вот теперь вижу – ты действительно не на словах только. А то ведь нынче всяких много: строят из себя этакого… пролетарского, а сам шелковым платочком нос зажимает…