Том 3. Лица - Страница 133


К оглавлению

133

Занавес

Час второй

Столовая в доме Малафея Ионыча. Прямо – дверь в залу, там – пение. Другая, застекленная, дверь – на балкон, оттуда ступеньки вниз, в сад. Возле балкона – три дерева, под одним из них, скорчившись, сидит Жудра.


Дарья (выходит на балкон – стряхнуть скатерть, заслушалась пения и заводит сама):


Хорошо тому на свете жить,
У кого нету стыда в глазах,
У кого нету и совести.
Хорошо тому на свете жить,
У кого…

Жудра (привстав). Это ты – правильно. А мне вот тут – сиди.

Дарья. Ой-ой! Кто-й-то? Кто-й-то?

Жудра. Ш-ш-ш, Даша, не кричи. Это я.

Дарья. Ой, Витька окаянный… Настращал – прямо не передохну. Да ты что же тут сидишь как воришка? В дом-то чего не идешь?

Жудра. С Малафеем разругался – вдрызг… Из-за Любы.

Дарья. Ах, батюшка ты мой! Так, может, Любе чего передать? Ты скажи, я для тебя все сделаю.

Жудра. Спасибо тебе, Дашенька: я знаю, ты все сделаешь, да вот я-то не знаю еще, что делать. Еще пока не продумал.

Дарья. Ну, сиди, думай.

Жудра. Эх, жизнь наша – копейка! А еще того хуже, когда и копейки в кармане нету. Были бы деньги, сели бы мы с Любой в поезд – и ищи ветра в поле.

Дарья (конфиденциально). А у дьякона – полено.

Жудра (удивленно). Какое полено?

Дарья. А такое – сберегательная касса: нутро пустое – и все деньгами набито: чтоб в случае обыска не нашли.

Жудра. Ну, так этих денет ты из него и поленом не вышибешь.

Дарья (вертя могучим кулаком). Я-то? Не вышибу? (Уходит.)

Илья (появляется около балкона. Приглядываясь, тихо). Витька, Витька!

Жудра. Илья! Ну, наконец-то! А папашка твой что же?

Илья. После придет.

Жудра хохочет.

Илья. Ты чего?

Жудра. Вспомнил, как папашка твой тут отплясывал, когда <телеграмма> твоя пришла… Потеха! Все выскочили… Да, кстати, про какого еще ты там африканского гостя в телеграмме писал? Как про него услыхали – так прямо у всех мозги набекрень: никто ничего не понимает, переполошились… Что это – негр, что ли?

Илья. А-а, зацепило! Я тебе сейчас про него расскажу. Иду я, понимаешь, в Порт-Саиде по набережной и вижу: толпа, в середине – негр, а с ним рядом…

Дверь из залы в столовую открывается, в столовую на цыпочках выходит Малафей Ионыч.

Малафей Ионыч (тихо). Дашка, Дашка! Жудра (Илье). Ш-ш-ш!

Малафей Ионыч. Ах ты, Господи! Ничего не готово! Да что ж это такое?

Илья (тихо – Жудре). Пойдем подальше – там я тебе доскажу. (Уходят.)

Малафей Ионыч. Дашка! Дашка!

Музыка в зале прекратилась, оттуда выходит Чупятов, за ним остальные.

Чупятов. Ну, спасибо, Любаша! Ай, молодец-девушка, ай, молодец! Ну, этакий клад тут нельзя держать, это – народное достояние. Обязательно ее в Москву учиться отправим.

Люба. Товарищ Чупятов, я хочу сказать… я не могу одна… я…

Малафей Ионыч (перебивает). Ты – не одна: я тут, можно-скать – на страже. Товарищ Чупятов… дорогой товарищ Чупятов! Позволю себе, что если бы это было в мрачные времена царизма, так я бы вам – прямо в ножки! Но так как мы избавились от этого наследия, то разрешите пожать вашу руку помощи.

Чупятов. Да ну тебя… При чем – я? Ты лучше Унтера Иваныча благодари – он ее обучал-то.

Малафей Ионыч. Дорогой германский товарищ, позвольте вас… (Лобызает.)

Унтер Иваныч. Данке. (Отплевывается, вытирается.) Но это – антигигиенише.

Чупятов (Унтеру Иванычу). Ну, еще-то чего нам споете?

Превосходный. Вот, например, ест композитор товарищ Глинкин: вы Глинкина можете?

Унтер Иваныч. О, да, я могу… Но я не могу, майнэ фрау – моя жена – в ожидании…

Чупятов. Ну? Опять – младенец?

Унтер Иваныч. Это – я, я. Она меня дома в ожидании, и я боюсь: у нее голос очень военный, как у валторн.

Чупятов. Ничего, обойдется. Поиграй, поиграй нам еще… В кои-то веки!

Малафей Ионыч. Унтер Иваныч, кто вас просит – кто вас просит-то, вы подумайте! Да если бы меня… да я бы не то что в валторну – в эту самую… в флейту бы влез бы…

Чупятов. Да будет тебе! Ну, что это, ей-Богу!

Идет в залу, Малафей Ионыч – за ним.

Люба (Сосулину). Ну? Чего вы на меня очки пялите? Что вы мне хотели сказать?

Сосулин. Только четыре строчки. Вы поймете… (Декламирует):


Вперед! За мною! Вперед!
Передо мною ты одна,
Пересохли губы и рот –
Жажду выпить чашу до дна…

Люба. Вы что – чаю хотите?

Сосулин (растерянно). Чаю? Да… то есть нет, что я! Нет!

Люба. Ну, так в чем дело, говорите… А то «да», «нет»… Терпеть не могу!

Сосулин. Я… тут мешают, я – потом… Когда вы еще споете – я буду вас ждать на балконе. Вы придете? Люба – я умоляю вас!

Подходит Превосходный – Сосулин тотчас же уходит в залу.

Превосходный. Люба, я еще не успел… я хотел бы сказать вам за ваше пенье – широкое русское мерси. И ежели между нами приватнэ, то вы ест единственное пьятно… э-э-э… в нашей дыре.

Люба. Пятно – в дыре? Благодарю вас… товарищ Глинкин.

Превосходный. Глинкин? А почему – Глинкин, когда я имею свое фамилие и даже очень хорошее, и оно пойдет к вам, як по выкройке.

Люба. Нет, мне ваша выкройка что-то не нравится. (Уходит.)

Каптолина Пална (подходит к Превосходному). Вы это чего же это, а?

133